Как это устроено? 8 двухчасовых занятий в зуме по воскресеньям Октябрь-ноябрь (первое занятие — 8 октября). Начало в 12-00 по Москве Обсуждения и задания в закрытом телеграм-канале 40 т.р. или 390 евро за курс. Все записи занятий доступны сразу или после курса. |
Case study: «4’33» Джона Кейджа.
Первая встреча посвящена изучению концептуальных, антропологических, культурных и исторических рамок понятия «музыка» и наших представлений о слушании. Где «начинается» и «заканчивается» музыка, кто участвует в ее создании и воспроизводстве, как это менялось со временем? В центре внимания — радикальное сочинение Джона Кейджа «4’33», заново переосмыслившее представления о том, что считать музыкой. «Слушая» 4’33, мы учимся обращать внимание на то, как мы вообще слушаем. Дискуссия о нем, обогащенная аналитическим аппаратом, предложенным Аароном Копландом, служит отправной точкой для исследования исторических представлений о музыке. В фокусе внимания - современные словарные определения музыки (Grove dictionary), формулировки из средневековых музыковедческих трактатов (Боэций, Флакк Альбин Алкуин), античных текстов (Аврелий Августин), классических османских (Хаджи Халифа), арабских текстов (трактат «Братьев чистоты»). Анализ почвы для появления silent pieces дает возможность изучения концепции невидимого/неслышимого в традиционных культурах. Они, в свою очередь, дают возможность увидеть влияние silent pieces в современном исполнительстве. Анализ традиции текстовых партитур 20-21 века предлагает пример того, что музыка не обязательно должна быть исполнена музыкантами, чтобы быть исполненной - она может звучать исключительно в голове слушателя.
Case study: реконструкция премьеры 31-й симфонии Моцарта с точки зрения слушателя-современника.
Вторая часть посвящена культурной истории слушания на примере представлений о слушательском поведении: как и почему сменились слушательские конвенции по поводу того, как принято себя вести в концертном зале? В 18 веке в оперных и театральных пространствах царил страшный шум, и было принято не особенно прислушиваться к звукам, доносящимся со сцены. К началу 20 века все изменилось: новая, понятная нам культурная конвенция предписывала тщательное слушание в абсолютной тишине. Как и почему это произошло? Участники знакомятся с особенностями премьер Жана-Батиста Люлли, Марена Марэ и Кристофа Глюка, французской критикой и дневниковыми записями слушателей 18 века, анализируют 31-ю симфонию Моцарта с точки зрения слушателей того времени и устраивают своеобразное караоке.
Case study: тувинское горловое пение и григорианские хоралы.
В фокусе внимания — тувинское горловое пение, уникальная музыка степных кочевников, предлагающая как другие отношения музыки и пространства, так и другие модели слушания.
Case study: иранская классическая музыка.
Практика: прослушивание-диспут. Попытки «прочитать» и декодировать содержание музыки.
Четвертая встреча посвящен многовековой дискусии о «выразительной силе» и наличии (или отсутствии) смысла в музыке, известной как спор об «абсолютной музыке» и ее универсальности. Участники курса проследят за основными опорными точками этого спора, от мифов, связанных с Орфеем и Пифагором, до диспута Рихарда Вагнера с Эдуардом Гансликом и заявлений Стравинского, отрицающего силу музыки. Этот дискурс включает в себя пифагорейскую веру о связи микрокосма и макрокосма, взгляды средневековых теоретиков музыки и изобретателей первой оперы, критику Канта и романтические представления о сверхвозможностях музыки, представления о риторических и миметических возможностях музыки — все это, в тех или иных пропорциях, можно обнаружить и в современных концепция слушания.
Теоретические споры о выразительной силе музыки участники проверяют и обсуждают на конкретных примерах — хоралах Баха, барочных пьесах Вивальди, Марена Марэ, Карла Филиппа Эммануила Баха.
Попытки «дешифровать» заложенный в музыке смысл также обсуждаются на каноническом неевропейском материале — иранской классической музыке и азербайджанском мугаме.
Сase-study: Дм. Шостакович "24 прелюдии и фуги"
Этот юнит посвящен вопросам «красивого» и «некрасивого» в музыке, т.е. проблемам благозвучного и неблагозвучного, к которым традиционно возвращается любое обсуждение, связанное со слушанием. Являются ли консонансы и диссонансы универсальными величинами? Можно ли считать восприятие благозвучных и неблагозвучных интервалов и аккордов врожденным, или же они культурно обусловлены? Участники знакомятся с культурной историей консонанса и диссонанса в европейском каноне, следя за тем, как одни и те же интервалы входили и выпадали из списка благозвучных, и тем, как это объясняли теоретики музыки — от древнегреческого мыслителя Аристоксена до Стравинского, от античных идей о гармонии до «тристан-аккорда» Вагнера, «эмансипации диссонанса» Шенберга и идеи «распада тональности». История благозвучия также оказывается и краткой историей полифонии, и отношений музыки и власти.
Отправной точкой для обсуждения оказываются совместные попытки «расшифровать», в духе прошлого занятия, органную прелюдию Баха «Durch Adams Fall ist ganz verderbt» (BWV 637) и избранные пьесы из цикла «24 прелюдии и фуги» Дмитрия Шостаковича, каждая из которых определенным образом использует диссонансы.
Иллюстрацией к теории «универсальности» консонансов служит музыка неевропейского канона, в которой вопрос благозвучия решается совершенно иным образом — в частности, корейская придворная музыка соджо и индонезийский гамелан со своей уникальной системой темперации.
Casу study: «Le grand macabre» Лигети
Финальная встреча суммирует все, что мы узнали на курсе: мы обобщаем и заново анализируем возможные слушательские стратегии. Все это прикладывается к краткой истории музыки 20 века — от появления звукозаписи и "новой музыки" до современного саунд-арта.